Ну почти что сневилл-драббл :)

[snevill]

Автор: я, ну то есть  lindens
Название: Полотенце
Пейринг: СС/НЛ
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, романс
Ключевое слово: полотенце
Драббл написан в подарок для  Майте

Не то, чтобы мне непривычно было молчание в ответ на вопросы – или же то, что он меня не узнает. Я привык ко всему этому с детства. Мои родители тоже не были слишком уж разговорчивыми, да и я для них, скорее всего, был неким подобием тех теней, что они вечно старались разглядеть за моей спиной.
В тот день, когда дежурная медсестра попросила меня помочь ей управиться с одним особенно вздорным пациентом, я не предполагал, что вот так, невзначай, увижу его. Профессора Снейпа, кошмар моих хогвартских ночей, человека, которого я считал самым страшным чудовищем. Она могла бы как-то меня предупредить, эта милая девочка в нежно-зеленом халате, но – не пожелала. Да и, чего уж там, я был единственным посетителем в тот промозглый осенний вечер. И куда, черт возьми, подевались их санитары?
- После Битвы у нас много пациентов, - медсестра отвечала на мой невысказанный вопрос, идя по коридору, дотрагиваясь узкой ладонью до беленых стен, как будто отмечая путь, протягивая незримую нить, чтобы не заблудиться, найти дорогу назад. – А персонал… Вы же понимаете, мистер Лонгботтом, ни для кого не прошла бесследно эта война, у нас мало врачей, а о санитарах уж и говорить не приходится, все сражались, а невредимыми из той мясорубки мало кто выбрался.
Я просто кивнул, но она не ждала ответа, просто шла вперед, бормоча какие-то нелепые оправдания.
Снейп сидел на кровати и смотрел прямо на нас, но мне слишком хорошо знаком был этот взгляд: в нем не было узнавания, полное погружение в какой-то недоступный нам мир, я с детства привык верить в то, что мир этот прекрасен. Но страдальческая гримаса на лице Снейпа, упрямо поджатые губы, недовольно вздернутый подбородок и морщинки, разбегающиеся к вискам, злые морщинки, испуганные, свидетельствовали о том, что в мире, который он видит, слишком мало хорошего.
- Мистер Лонгботтом, помогите мне уговорить его подняться с постели, надо сменить белье, а он такой упрямый.
В голосе девочки сквозило отчаяние, наверняка она не один час мучилась, пытаясь заставить Снейпа подняться с кровати. Напрасный труд. Снейп всегда делал то, что хотел, подниматься и отходить в угол, видимо, не входило в его планы.
- Профессор Снейп, - я подошел к нему только через пару томительно долгих секунд. Прежние страхи оказались сильны – я не мог равнодушно смотреть на это осунувшееся лицо, грязные темные волосы и уродливый шрам на шее. Я до сих пор его боялся, и мне потребовалось несколько раз повторить себе, что нынче он совершенно бессилен – и вряд ли решится высмеять меня. – Профессор Снейп, - губы мои были как песок. – Вам нужно подняться, позвольте, я помогу, следует перестелить постель. Посмотрите-ка, она в каких-то ужасных пятнах.
- Зелья, - коротко сказала медсестра, глядя прямо перед собой. – Он не позволяет поить себя зельями, выбивает стаканы из рук – ну и вот, видите, что выходит.
- В его мире, наверное, нет зелий, - я протянул Снейпу руку, она почти не дрожала, чему я, безусловно, порадовался, - и он просто не знает, что это такое.
Снейп вдруг как-то вздрогнул, но не обернулся, все так же равнодушно смотрел на давно закрывшуюся за нами дверь.
- Его не уговорить, - я пожал плечами, - он вряд ли нас слышит, а если даже и слышит, то понимать отказывается. Почему вы не используете заклинание левитации?
Медсестра тоже вздрогнула, почти как Снейп, и быстро прижала ладони к щекам.
- Мы пробовали, мистер Лонгботтом, но он так кричал, так кричал, вы просто не представляете…
Что ж, представить кричащего Снейпа мне нетрудно.
- Почему не используете очищающие заклятия? – я говорил как профессиональный колдомедик, вдруг да решивший научить уходу за больными несчастную, дрожавшую медсестру.
- А вы достаньте при нем палочку, вот только попробуйте, - с истеричным задором ответила она, - тогда меня уволят, я пыталась несколько раз, несмотря на запрет… Он, мне кажется, ненавидит все, что связано с волшебством. Его с того света вытащили, да, нынче он вот в таком состоянии, как овощ, но все равно что-то вспоминает, или пытается…
Она говорила что-то еще, но я не вслушивался. Мои родители здесь слишком давно – и вот как ласково величает их персонал: овощи. Что ж, отлично. Моя жалость и сочувствие к маленькой дрожащей медсестре в тот момент испарились без следа. Мне подумалось вдруг, что если в этой комнате и есть мой враг, то это она, милая, улыбчивая девочка, так невзначай рассказавшая мне одну страшную тайну. Насмешки Снейпа по сравнению с ее словами казались совершенными пустяками.
- Позвольте, я помогу вам, профессор Снейп, - я положил руку ему на плечо, он резко отстранился и посмотрел на меня в упор. – Не узнаете меня?
Он молчал, разглядывая стену за моей спиной, так всегда делает мой отец, - и я вдруг почувствовал жгучую, подступающую к горлу жалость.
- Я не умею готовить зелья и постоянно взрываю котлы, - бормотал я, подходя еще ближе, - но это не значит, что вот прямо сейчас я не смогу вас поднять, понимаете меня? Вам вряд ли это понравится, но другого выхода не остается. Не беспокойтесь, я вас не уроню. Вы же не колба с зельем, правда?
Мне показалось – или быстрая холодная улыбка все же скользнула по тонким искусанным губам. Снейп вдруг резким жестом отбросил одеяло – и спустил тощие, в выступающих венах ноги с кровати, нашарил тапки – привычный жест, отец тоже всегда делает так, - и, пошатываясь, сделал пару шагов. Я попытался было его подхватить, но он, отрицая любую помощь, вцепился тонкими пальцами в прикроватную тумбочку. Так мы и шли до стены: он, все такой же сильный, несгибаемый, и я, с расставленными руками, готовый подхватить его в любой момент. Он не доставил мне этого удовольствия, его внутренняя сила была гораздо выше и прочнее моего мнимого внешнего превосходства.
- Спасибо, мистер Лонгботтом, - через пару минут проворковала медсестра, - ну наконец-то хоть кто-то смог его уговорить. Вы позволите обращаться к вам время от времени? Поймите меня правильно: вы – единственный человек, которого он послушал, и…
Единственный человек, который не относится к нему, как к овощу, - дополнил я мысленно то, что должно было прозвучать вместо глупых слов и извинений.
Снейп, вернувшийся в кровать – самостоятельно, все самостоятельно, – поправил чистое одеяло – и вновь принялся разглядывать дверь.
Через пару дней я знал о нем все: новость о том, что некий мистер Лонгботтом заставил самого упрямого пациента подняться с кровати, облетела больницу мгновенно. Какой-то колдомедик с аккуратно подстриженными седыми бакенбардами долго жал мне руку и рассказывал, как тяжело приходится им с неугомонным Северусом. Здесь все звали друг друга по имени, отрицая любые правила приличия.
«Ну, это до тех пор, пока Снейп не начал говорить, - подумал я, вежливо кивая и всячески демонстрируя заинтересованность, - как только он откроет рот, вы тут же убежите. Северуса он вам точно не простит, для него предпочтительней была бы правда. Та самая, в которой звучит неприглядное – овощ».
- По всем показаниям Северус давно должен был бы прийти в себя и заговорить…
Я вновь погрузился в мягкую речь мягкого доктора с мягкими бакенбардами.
- Но никто не знает, мистер Лонгботтом, что точно с ним происходит: вам он, по-видимому, доверяет, и, прошу, навещайте его хоть изредка, быть может, это окажет благотворное воздействие, хотя, конечно, я не вправе вас так…
- Я буду его навещать, буду заходить после того, как посижу с родителями, мне это не сложно, правда, - я улыбнулся смущенному доктору и подумал о том, что это мне, и правда, не сложно.

Я исправно навещаю его вот уже которую неделю. Все повторяется: взгляд в стену, молчание в ответ на ничего не значащие вопросы. Впрочем, я и не жду иного. Однако ныне он молча подчиняется просьбам медсестры – и отходит в дальний угол, позволяет перестелить постель. Не дожидается, пока я приду и попрошу его об этом. И - я не могу сказать, что это мне очень уж нравится. То волшебное, ни с чем несравнимое ощущение, которое я однажды испытал, погружаясь в его силу и, одновременно, совершенную беспомощность, увлекает меня настолько, что я был бы не прочь это повторить. Для себя я именовал это ощущение единением, как будто мы с ним – единственные, кто может сопротивляться этому ледяному равнодушному определению «овощ». Впрочем, Снейп ко всему безразличен, - и постепенно я убеждаюсь в том, что все-все-все мне просто показалось.
Но однажды я захожу в его палату и вижу уж вовсе дикую картину: Снейп сидит на кровати и прижимает к груди окровавленную ладонь.
Бежать, позвать на помощь – но чем можно пораниться в совершенно стерильной, специально приспособленной палате? Стакан. Вот оно, найдено. Разбитый стакан, который валяется у кровати. Какая-то очередная нелепая медсестра решила облегчить себе жизнь – и даже не попыталась влить в упрямца новую порцию зелья. Она просто оставила стакан – и вот теперь…
- Я сейчас, профессор, не двигайтесь, прошу, я приведу колдомедиков…
Он смотрит на меня невозможными глазами – и вдруг губы его кривятся, он еще сильнее прижимает к груди пораненную руку и тихо, на пределе слышимости, шепчет:
- Полотенце.
Ну конечно, как же я сразу не догадался: присутствие этих равнодушных врачей раздражает его так же сильно, как и меня в последнее время. Ему не хочется принимать от них даже необходимую помощь – и я быстро улыбаюсь.
- Конечно, профессор, сейчас.
Я быстро иду в крошечную ванную и хватаю первое попавшееся под руку полотенце. Снежно-белое, такой контраст с ним, темным, мрачным, нелюдимым. Он протягивает руку – и я крепко затягиваю на тонкой ладони послушное мягкое полотенце. Через пару минут кровь останавливается – и я решаюсь достать палочку, чтобы произнести заживляющее и очищающее заклятия. Он даже не вздрагивает, с того момента, как остановилась кровь, я перестал представлять для него интерес – то ли дело противоположная стена…
Инцидент исчерпан – и я, произнеся несколько вежливых, ничего не значащих фраз, плотно закрываю дверь и бреду по коридору. Вроде бы, ничего не произошло, но где-то в груди, под сердцем, я ощущаю тепло, это как от солнца, летнего, яркого, когда лежишь, не думая ни о чем, а тонкие лучики сами выбирают, как именно тебя согреть – нежно ли, жарко ли.
И только по дороге домой, среди звенящих осенних тополей, я вдруг понимаю, что сегодня Северус Снейп впервые заговорил после долгих месяцев молчания. Заговорил со мной.